Суббота
20.04.2024
09:52

Мой сайт

Буршага Хаджи-Мурат потерпел поражение, отряды его были обессилены и уже не представляли угрозы царским войскам в южном Дагестане.

Аргутинский оказался меж двух огней — с одной стороны стояли наготове отряды Шамиля, а в тылу его наиб разжигал восстание, грозившее охватить весь Южный Дагестан и даже Закавказье. Воевать в горах без надежного тыла было сродни самоубийству, и Аргутинский бросился усмирять приморские провинции. Против Шамиля он оставил на высотах Турчи-Дага три батальона генерала Грамматина с пушками, а для прикрытия Мехтулинского ханства вызвал части Нижегородского полка из Чир-Юрта.

Миновав Казикумухское ханство, Аргутинский перевалил через хребет, за которым лежал Вольный Табасаран. И тут же был атакован арьергардом конницы Хаджи-Мурада. Аргутинский бросил в бой драгун. Следом двинулись апшеронцы. Мюриды были отброшены на соседнюю высоту, которая затем была взята штурмом.

Хаджи-Мурад отошел к аулу, прикрытому лесом. Леса Аргутинский не любил, предпочитая воевать в горах. Он попытался обойти аул по гребням гор, но маневр не удался.

Но против основных сил Аргутинского Хаджи-Мурад не удержался. Он отошел в лес, откуда ему пришлось пробиваться дальше через окружавшие его отряды Аргутинского.

Опасаясь вторжения Шамиля, Аргутинский атаковал, не считаясь с потерями. По Вольному Табасарану Аргутинский прошелся огнем и мечом. Попадавшиеся на пути села восставших Аргутинский подвергал жестокому разорению, и уничтожению.

Вот как описывает события тех времен в своем романе Павел Крусанов. УКУС АНГЕЛА. Глава 2. Табасаран (за восемь лет до Воцарения).

«На Табасаран упала ночь - глухая, чёрная, непроглядная. Лишь кололи сверху мир острые звёзды. Батальон разбил бивак в полуверсте от аула - ночёвку в селе, где на площади высилась гора из четырёхсот пятидесяти шести трупов и запах гари изводил своей грубостью, комбат счёл неуместной. Что делать, на свете есть вещи с невозможно скверным характером, и война - одна из них. Так он и доложил по рации в штаб Нерчинского полка войсковому старшине Барбовичу. Аул взяли только к вечеру. Мятежники дрались отчаянно и вместе с ними отчаянно дрались дети, женщины и старики. А когда они поняли, что проиграли и решили наконец сдаться, уповая на милость победителя, капитан Некитаев отказал им в своей милости. В назидание непокорному Табасарану. Так он поступал уже не раз, за что получил от повстанцев лестное прозвище Иван-шайтан, ибо колыбель его, как считали горцы, качал сам Иблис, постёгивая младенца плёткой, чтобы тело бесёнка было упругим, а суставы - подвижными. Над саклями и дымящимися руинами взвились белые флаги. Вокруг колебались травы и непоколебимо высились горы. Капитан сказал: "У добрых хозяев рабы отвыкают бояться". И добавил: "Не истязать, не калечить, не жалеть". Приказы комбата исполнялись беспрекословно. Вскоре аул был безупречно мёртв. Счёт обоюдных потерь: на одного убитого имперского солдата - семьдесят шесть мятежников. Лично расставив посты, Иван Некитаев возвращался в лагерь. Путь ему освещал наспех сварганенный из палки, ветоши и солидола факел - электрические фонари были розданы караульным. Под ногами шуршали мелкие камни и сухая трава - к утру она, верно, станет сахарной от инея. Ноябрь. Две тысячи метров над морем, которого здесь нет и в помине... Пламя отчего-то было морковно-красным, тёмным, как будто светило сквозь ржавую пыль. Комбат думал. По всему выходило, что несколько мятежников из отряда, который капитан настиг и запер в ауле, прорвались в горы. Поблизости не было крупных банд, но какая-нибудь шайка, наведённая беглецами, вполне могла попытаться ночью наудачу атаковать сонный бивак. По распоряжению Некитаева солдаты в нескольких местах заминировали дорогу и поставили растяжки на тропах. Однако горцы были здесь дома и, возможно, знали пути, о которых понятия не имели имперские картографы.

Часовой у командирской палатки бодро щёлкнул перед капитаном каблуками. Неподалёку, в кромешной тьме гортанно вскрикнула какая-то птица. Кажется, она ещё пару раз хлопнула своими махалками. Тьма здесь тоже была незнакомая, чужая - не та, что в России, где ночь реальна и нестрашна, особенно летом, особенно над рекой, когда по берегу шуруют ежи, а под берегом рыщут раки. Иван взялся за полог, чуть пригнулся, и в тот же миг чудовищный ледяной обруч стянул и безжалостно обжёг его мозг. Лютая стужа вспыхнула в глазах белым, судорога перекосила лицо... но обруч уже ослабил хватку. Капитану был знаком этот кипящий холод, этот любезный знак провидения, эта снисходительная подсказка смерти. Некитаев перевёл дыхание и выпрямился. Над головой по-прежнему были только звёзды и то, что между ними. Выходит, вновь вскоре кто-то придёт за его жизнью, которая ему неважна, как разница между "есть" и "нет", "полно" и "пусто", ибо это одно и то же для тех, чья воля победила тиранство разума. Но всё равно он отдаст жизнь лишь тому, кто сумеет достойно её взять, кто сумеет загнать его, как дичь, как зверя, кто поставит на него безукоризненный капкан.

Капитан в упор посмотрел на часового - крепкого моложавого сержанта из штурмового отделения Воинов Ярости - и кивнул в сторону входа. Слушаюсь, ваше благородие. - Штурмовик в зелёной распятнёнке с готовностью принял из рук командира факел и первым нырнул в палатку. Ржавые отблески порскнули по стенам и куполу просторной брезентовой утробы - трофейный тебризский ковёр, отливающий золотистым ворсом, вешалка, лёгкий стол, четыре складных плетёных стула и походная кровать с пуховиком-спальником, полуприкрытая густо-синей шёлковой ширмой с чешуйчатым - чистый карп - драконом. Внутри всё было в порядке, то есть там никого не было. Некитаев шагнул к ширме. Он чувствовал, что холод не ушёл из мозга совсем - нет, стужа осторожно дышала, тихо, едва ощутимо; она оставалась рядом, только закатилась в дальний угол и затаилась, как мина на взводе. Достав из кармана фляжку коньяка, Иван сделал большой глоток, после чего протянул её сержанту. Тот с благодарностью принял, крякнул и занюхал "Ахтамар" продымленным рукавом. Будем ждать здесь. - Капитан нагнулся и достал из-под кровати фальшфейер. - Факел брось, а как велю - свети этим. Часовой метнул фыркнувший факел за полог и затоптал пламя сапогом. В полном мраке Некитаев щёлкнул зажигалкой, ступил за ширму, сел на шерстяной пол и привалился спиной к кровати. Подождал, пока сержант устроится за вешалкой с одиноким дождевиком на рожке, и сбил язычок голубоватого пламени. Опять умышляют, ваше благородие? - шёпотом спросил штурмовик. Да, Прохор, опять. И мы их снова сделаем. А то! - незримо осклабился в темноте Прохор. Что Некитаев знал о них? Солнце - чернильница Аллаха. Нуга, халва, шербет. Раджеб, шабан, рамазан, шавваль. Муэдзин кричит с минарета, муфтий толкует шариат и заказывает паломникам кувшинчик воды из Земзема. Михрабы всех мечетей смотрят на Мекку. Шейх читает диван газелей Саади "Тайибат", что значит "Услады", и мечтает искупаться в Кавсере, что (мечта) ничего почти не значит. Фарраш расстилает молитвенный коврик, лифтёр Али свершает свой намаз. В чаше Джамшида отражается весь подлунный мир плюс звезда Зухра... Впрочем, это не о них. А вот о них: они нападают ночью и не используют трассеры, чтобы нельзя было засечь стрелка, а горное эхо отечески покрывает их, не давая сориентироваться по звуку. Они грызут гашиш, как сухари, и на спор ловят зубами скорпионов. После рукопожатия с ними можно не досчитаться пальцев. Они берут заложников и воюют, заслоняясь собственным прекрасным полом, который весьма невзрачен. С ними нельзя договориться, потому что у них змеиный, раздвоенный язык и они не помнят клятв. Они оставляют после себя оскоплённые трупы пленных, насажанные на шест скальпы и насмерть обваренные в смоле тела имперских солдат...

Часа полтора было тихо (Прохор пару раз едва слышно потянул носом, заряжаясь из щепоти кокаином), как вдруг со стороны ущелья раскатисто громыхнул взрыв - сработала растяжка - и застучали дробные автоматные очереди, нагоняемые собственным эхом. Лагерь ожил. Снаружи послышался топот ног и резкие выкрики команд. Сразу несколько осветительных ракет взвились в небо, бледными радужными репьями, как едва живые фонари на морозе, просвечивая сквозь брезент палатки. Сержант не шелохнулся - он был штурмовиком отменной выучки. Некитаев нащупал на боку рацию и щелчком вызвал ротных. Первый, второй, третий - к ущелью, - буднично распорядился он. - Четвёртый - охрана лагеря. Остальным усилить посты по всем направлениям. Я тоже иду к ущелью. Связь - только при крайней нужде.

Капитан выключил рацию и сказал в темноту: Хрена лысого. Остаёмся на месте. Эфир они как пить слушают. Пусть верят - меня выманили. Ясный папа, - манкируя уставом, откликнулся Прохор. Возле ущелья шла вялая перестрелка, время от времени гулко ухали взрывы. Ничего серьёзного там происходить не могло - так, простодушная уловка, представление в виде случайной ночной стычки. Ротные вполне могли разобраться сами. Некоторое время всё продолжалось примерно в том же духе, как вдруг снаружи, за стенкой палатки послышался тихий отчётливый шорох. В тот же миг на мёртвом небе зависла очередная ракета, и комбат углядел, как внутрь палатки, отогнув полог, неслышно скользнули две тени. "Прошли все посты, - отметил Некитаев. - И видят в темноте, как ночные зверушки". Однако, если гости и видели что-то во мраке, то всё же не так ясно, как при свете дня, ибо не приметили засаду и стали молча возиться с чем-то неподалёку от входа. Держа наготове скоропал, капитан дождался, когда небо бледно осветилось очередной ракетой. Давай! - беря на внезапный испуг, гаркнул он и одновременно пальнул в ближайшую метнувшуюся тень. Сразу же громыхнул ответный выстрел и пуля с треском расщепила что-то над правым ухом Некитаева. Как водится, треск он скорее почувствовал, чем услышал - пальба съедает все другие звуки. Затем послышался тупой удар, приглушённый вскрик и командирская палатка до рези в глазах озарилась шипящим сиянием фальшфейера. Один абрек неподвижно лежал на ковре. Пуля комбата поразила его в мозжечок - бритую голову проветривала сквозная дыра размером с грошик. Второй - молодой, безбородый, с неуместной саблей на поясе - стоял на коленях и держался руками за левый бок, куда, по всей видимости, угодил ему сокрушительным сапогом сержант. Перед мятежником на полу валялся пистолет и кустарная полусобранная мина с радиодетонатором. Не бздеть горохом, - бодро посоветовал Прохор бледному табасаранцу и, нагнувшись, поднял пистолет. - Яйца резать не будем. Полог отлетел в сторону и в чёрном проёме с автоматом наизготовку возник караульный четвёртой роты. Лопухнулись! - сверкнул глазами сержант, но комбат остановил его жестом. Убери. - Иван указал вытянувшемуся караульному на мёртвого абрека. Солдат выволок тело и задёрнул полог. На ковёр из простреленной головы натекла лужица вишнёвой юшки. Зачем ты пришёл? - Ледяной обруч растаял в мозгу Некитаева. - Разве ты не знаешь, что стало с теми, кто приходил до тебя? Знаю. - Лицо табасаранца было цвета мокрого мела, то и дело он судорожно сглатывал слюну. - Их трупы жрали собаки, их бороды ты пришил к свой бурнус. Стало быть, теперь послали тебя - безбородого, - угрюмо усмехнулся капитан. Такой воля Аллах. Старейшина видел. Старейшина сказал - вчера дерево тута на мой двор целый день плакал кровью. Старейшина видел. Такой знак... Абрек прерывисто вздохнул и вдруг резко потянул из ножен саблю. Однако сержант держал ухо востро - на этот раз сапог угодил табасаранцу в правое плечо. Глухо, как стакан под матрасом, хрустнула ключица. Абрек завалился на спину, как-то сыро всхлипнул и до крови закусил нижнюю губу. На тёмном полуоголённом клинке благородно заиграли матовые блики. Капитан знал толк в подобных штуках, поэтому наклонился и с любопытством до конца обнажил саблю. Это был отменный булат с красно-золотистой муаровой вязью на дымчатом фоне. Зачем ты таскаешь по горам это стародавнее железо? - удивился Иван. Прохор взял абрека за шиворот и вновь поставил на колени. Горец смотрел на капитана так, будто по меньшей мере уже тысячу лет был мёртв. Ты пришёл в Табасаран, - хрипло сказал он, - и горы тряслись. Камни летели вниз, упал минарет мечети Мухаммад. Там, куда упал минарет, земля трещал, как скорлупа орех. Вах! Там был большой гром, там был дым на небо. Ты - Иблис! - Мятежник отчаянно вскинул голову. - Эта сабля - дар Аллах! Там слово, там печать Сулейман - она убивает шайтан! Ты взял в руки твой смерть! Комбат ещё раз оглядел клинок. Это было отличное оружие. Возможно, настоящий персидский табан. Но не более. Некитаеву захотелось тут же глотнуть коньяка, но он сдержался. Такой клинок следует поить кровью, - сказал Иван. - Иначе он истлеет без дела, как чугунок в болоте. С этими словами он занёс и со свистом опустил саблю. Ковёр всё равно был уже испорчен. Не безнадёжно, конечно, но проще раздобыть новый. Были и у мамы круглые коленки, - удовлетворённо отметил сержант, поднимая за ухо голову мятежника».

Однако Хаджи-Мурад не изменял себе, пуская войска Аргутинского по ложному следу, делая неожиданные маневры и нападая, когда, казалось бы, ему следовало бежать без оглядки.

Вскоре явились и табасараны, упрекая имама за полное разорение, которому подверг их Аргутинский в наказание за содействие Хаджи-Мураду, бросившему их на произвол судьбы.

Разгневанный имам обвинил Хаджи-Мурада.

С тех пор трещина, всегда остававшаяся между Шамилем и Хаджи-Мурадом, стала стремительно разрастаться, чтобы скоро превратиться в непреодолимую пропасть.

Хаджи-Мурад был лишен звания наиба. Ему было приказано сдать все дела и имущество.

…Одним из таких табасаранцев был ближайший соратник имама Шамиля, авторитетный наиб - Али Табасаранский…

...Богатые подарки, высланные Хаджи-Муратом Шамилю, как и предполагали мудрые люди из хаджи-муратовского окружения, только разожгли алчность и недоверие Шамиля. Он сместил Хаджи-Мурата с наибства, назначив на его место Али Табасаранского, а потом и направил в ставку Хаджи-Мурата войска. Мюридов Шамилевых Хаджи-Мурат отогнал, и дело могло зайти очень далеко, но тут муллы уговорили имама прекратить войну со своим подданным, вернуть ему звание наиба, и Шамиль внешне смирился с такими обстоятельствам и… «Военная Литература». Биографии. Мико-джан.

…Шамиль, желая показать, что ставит спокойствие народа выше личных своих интересов, тотчас согласился прекратить все неудовольствия; но Гаджи-Мурат, озлобленный несправедливостью, потребовал прежде всего, чтобы, назначенный на место его наибом Аварии, Али Табасаранский был удален от должности, а звание наиба возложено на одного из двоюродных братьев Гаджи-Мурата. Шамиль согласился и на это условие… В. Потто. Гаджи-Мурат (Биографический очерк)

(Материалами для этой статьи служила собственная записка Гаджи-Мурата, находящаяся в делах архива генерального штаба, письма князя Воронцова к военному министру, хранящиеся там же, и, кроме того, некоторые журнальные статьи, служащие как бы дополнением и пояснением к рассказу самого Гаджи-Мурата. Пр. авт.)

...Великий сын табасаранского народа -наиб имама Шамиля-Али Табасаранский пал смертью храбрых при осаде Гуниба...

Так, в бездействии, прожил Хаджи-Мурад некоторое время под неусыпным надзором шамилевских мюридов.

В 1853 году Шамиль направил жителям Кайтага и Табасарана письмо, призывающее их на борьбу против царизма. Влияние Шамиля среди табасаранов все более усиливалось. В документе от 4 апреля 1854 года говорится, что в Табасаране и Кайтаге с 1854 года Шамиль «имеет весьма много приверженцев».

В 1855 г. в Табасаранский народ поднялся на восстание во главе с муллой Ших-Магомедом из Ханага. Причем Шамиль обещал помочь восставшим. Начальник прикаспийского края генерал-лейтенант князь Орбелиани поручил Минкевичу

«водворить в Табасаране порядок силою слова или оружием».

«… 21-го числа двинулся къ табасаранскому с. Вечрикъ. Местность, по которой приходилось следовать отряду покрыта, была лесомъ и представляла непрiятелю все выгоды для упорной обороны. 3-й баталiонъ Дагестанского полка находился въ этотъ день въ левой цепи отряда выдерживая натискъ непрiятеля, засевшего въ лесу и открывшаго убiйственный огонь по цепи и ея резервам…

…Табасаранцы, возбужденные противъ насъ Хаджи-Муратомъ, дрались отчаянно; пользуясь местностью и прiкрытiемъ изъ вековыхъ деревьевъ, они безнаказанно поражали наши войска, вырывая жертву за жертвой изъ его рядов. Въ особенности трудная задача досталась на долю 9-й мушкетерской роты, которая составляла связь левой цепи съ арiергардомъ; здесь неприятель развилъ особенно сильный огонь и несколько разъ порывался ударить въ mашки, но готовность резервовъ встретить горцевъ удерживала последнихъ на прiлiной дистанцiи…

В половине октября было получено известiе о волнении жителей Табасарани, увлеченныхъ разными обещаниями агентомъ Шамиля Шейхъ-Магометомъ въ сообществе съ какимъ то беглым казакомъ. Для усмирения табасаранцевъ командующий войсками направилъ отрядъ въ составъ, которого вошли 2-й и 3-й баталионы Дагестанского полка. 24-го числа прибыли на сборный пунктъ в табасаранское селение Мюрага…

Потери 3-го батальона в этом деле были чувствительны, особенно въ 9-й роте, въ которой изъ строя выбыло 5 человекъ убитыхъ, 12 раненых и контуженныхъ.

… Между темъ табасаранцы, убедившись въ невозможности остановить движенiе нашiхъ войскъ и видя печальную участь двухъ своихъ ауловъ, которые со всемъ имуществомъ жителей преданы были огню, прiнадлежавшие имъ хлеба потравлены милiциею поторопились изьявить намъ покорность.

… Во время рубки леса табасаранцы постоянно беспокоили отрядъ своими выстрелами и угадывая движенiе наше къ Ругучу и Ханаху, устроили на высотахъ впереди этихъ аулов довольно крепкiе завалы, чтобы остановить дальнейшее наше следованiе…

… Участь, постигшая Ругучъ и Ханахъ, произвела должное впечатленiе на жителей другихъ табасаранскихъ ауловъ…»

Боевая летопись 82-го Дагестанского Его Императорского Величества Великого князя Николая Михаиловича полка во время Кавказской войны (1845-1861гг). Составилъ штабсъ-капитанъ Игнатович.

Шамиль отправил в 1268 (1859) г. в Табасарань и Кайтаг Мак - Мухаммеда с 200 лучшими испытанными мюридами.

По прибытии на место, Мак - Мухаммед ввел там шариат со всеми его правопорядками и назначил из местного населения наибов, мулл и помощников.

Дней 20 спустя после их прибытия сюда, на них нагрянули царские волйска. Мак - Мухаммед укрепил прочно аул Шелуги устройством завалов и баррикад и решил бороться с врагами шариата до последней капли крови, до последнего своего вздоха. Такое же решение приняли и многие правоверные Кайтаго - Табасарани.

Бой начался в пятницу утром и продолжался целый день. Произошла жестокая кровавая рубка. Мак - Мухаммед пал тяжело раненый двумя пулями. Спасти его не было возможности. Он попал в руки врагам. Но враги эти отнеслись к нему благородно и великодушно: его доставили в Дербент, лечили и ухаживали за ним. Однако раны оказались смертельными. Он умер и был похоронен в этом же городе. Одни из его сподвижников пали в неравной борьбе, другие рассеялись во все стороны. Вместе с мюридами погибло богоугодной смертью много табасаранских ханов и беков.

…После усмирения возмущения в Кайтаге, распустив главный отряд, я оставил под начальством бывшего военного начальника Южного Дагестана генерал-майора Джемарджидзе два батальона пехоты со взводом горной артиллерии и местную милицию для движения в Табасарань, жители которой, отличаясь фанатичностью, обнаружили большое сочувствие кайтагскому возмущению, а некоторые из них, а именно гасикцы (с. Гасик), принимали непосредственное участие в самом восстании. О причинах вышеизложенного моего распоряжения, а равно и о всех подробностях происшествия 19 августа в Табасарании, было своевременно донесено мною в. и. в. Во время движения отряда от Маджалиса через Каракайтаг и большую часть Табасарании до селения Гасик, где отряд остановился лагерем, жители везде показывали беспрекословную покорность и по первому требованию генерала Джемарджидзе явились к нему, кроме гасикцев. Когда же вслед за тем, вместе с другими жителями, оставив ружья, пистолеты и шашки вне лагеря, решились явиться и гасикцы, то генерал Джемарджидзе, указав главных виновников из них, приказал арестовать таковых. Тогда гасикцы, выхватив кинжалы, на виду у всего отряда с отчаянием и ожесточением бросились на генерала Джемарджидзе и его свиту. Вследствие этого произошла неожиданно рукопашная схватка и свалка, в которой конвойными милиционерами вскоре были убиты главные виновники, успевшие однако, нанести рану генералу Джемарджидзе; изранили его адъютанта, поручика Семенова; переводчика - вскоре умершего; и командира стрелковой роты 83-го пехотного Самурского полка поручика Морозова; и убить 3-х нижних чинов и нанести 9-ти нижним чинам раны. В этом происшествии не только никто из жителей Табасарании, кроме гасикцев, не принимал враждебного нам участия, а напротив, когда гасикцы, спасшиеся бегством, заперлись в своем ауле, то все население окружило их и оказывало должное содействие в поимке их как в то время, так и после, когда гасикцам удалось убежать из аула и скрыться в лесах, где они после сопротивления были вынуждены сдаться. После этого спокойствие в той части края не только больше ничем уже не нарушалось, но наоборот, - скорый сбор в Маджалисе большого числа войск и значительного количества туземной милиции от всех частей Дагестана, вполне готовых содействовать нашим войскам, и строгое наказание главных виновников возмущения, наконец, разрушение селения Шиляги, известного с давних времен своим мятежным духом - имели последствия: совершенную покорность и полное послушание местным властям бывших вольных кайтагских и табасаранских обществ, так недавно еще стремившихся к восстановлению прежней своей независимости. Краткий отчет начальника Дагестанской области со времени ее образования по 1 ноября 1869 года

…“Кажется, что лучше укрыться на горе Ротлата-Меэр (Чемодан гора) или же поедем в Тиндал (в то время Шамиль еще не имел известий о занятии Тиндала князем Меликовым). Это самый храбрый народ Дагестана!”

…Некоторые предлагали Шамилю ехать в Табасаран. Шамиль и Кази-Мухаммад вызвали охотника, который бы отправился на Гуниб к сыну его Мухаммад-Шафи (некоторые в то время говорили, что сын Шамиля, Мухаммад-Шафи убит), чтобы осведомиться, действительно ли взято укрепление Чох и стоят ли там русские? Гаджи-Али. Сказание очевидца о Шамиле.